Неточные совпадения
Тем не менее вопрос «охранительных людей» все-таки не прошел даром. Когда толпа окончательно двинулась по указанию Пахомыча, то несколько человек отделились и
отправились прямо на бригадирский двор. Произошел раскол. Явились так называемые «отпадшие», то есть такие прозорливцы, которых задача состояла
в том, чтобы оградить свои спины от потрясений, ожидающихся
в будущем. «Отпадшие» пришли на бригадирский двор, но сказать ничего не сказали, а только потоптались на месте, чтобы засвидетельствовать.
Подпольный человек восклицает: «Ведь я, например, нисколько не удивлюсь, если вдруг ни с того ни с сего, среди всеобщего
будущего благоразумия возникнет какой-нибудь джентльмен, с неблагородной или, лучше сказать, с ретроградной и насмешливой физиономией, упрет руки
в бок и скажет нам всем: а что, господа, не столкнуть ли нам все это благоразумие с одного раза ногой, прахом, единственно с той целью, чтобы все эти логарифмы
отправились к черту и нам опять по своей глупой воле пожить!» У самого Достоевского была двойственность.
Скоро наш адмирал
отправился домой, а мы под покровом дяди Рябинина, приехавшего сменить деда, остались
в зале, которая почти вся наполнилась вновь наехавшими нашими
будущими однокашниками с их провожатыми.
В радости они не знали, что делать. Вечер был прекрасный. Они
отправились куда-то за город,
в глушь, и, нарочно отыскав с большим трудом где-то холм, просидели целый вечер на нем, смотрели на заходящее солнце, мечтали о
будущем образе жизни, предполагали ограничиться тесным кругом знакомых, не принимать и не делать пустых визитов.
Там Софья Антроповна, старушка из благородных, давно уже проживавшая у Юлии Михайловны, растолковала ему, что та еще
в десять часов изволила
отправиться в большой компании,
в трех экипажах, к Варваре Петровне Ставрогиной
в Скворешники, чтоб осмотреть тамошнее место для
будущего, уже второго, замышляемого праздника, через две недели, и что так еще три дня тому было условлено с самою Варварой Петровной.
Все это он наскоро снабдил надписью: «Дикарь, купающий своих детей
в водоеме на Бродвее», и затем, сунув книжку
в карман и оставляя до
будущего времени вопрос о том, можно ли сделать что-либо полезное из такого фантастического сюжета, — он торопливо
отправился в редакцию.
Петр занял Азов, предположил построить новые укрепления для него, потом
отправился отыскивать
в Азовском море место, удобное для гавани
будущего флота русского.
Ведь я, например, нисколько не удивлюсь, если вдруг ни с того ни с сего среди всеобщего
будущего благоразумия возникнет какой-нибудь джентльмен, с неблагородной или, лучше сказать, с ретроградной и насмешливою физиономией, упрет руки
в боки и скажет нам всем: а что, господа, не столкнуть ли нам все это благоразумие с одного разу, ногой, прахом, единственно с тою целью, чтоб все эти логарифмы
отправились к черту и чтоб нам опять по своей глупой воле пожить!
Он начал всех нас подговаривать, чтобы
отправиться всем вместе
в будущее воскресенье за ландышами
в Селиванов лес.
Инквизиторский глаз настоятеля их разглядел. Боясь
будущего, он выхлопотал от Ротгана почетную миссию для Столыгина
в Монтевидео. И наследник Степана Степановича и Михаила Степановича, обладатель поместий
в Можайском и Рузском уездах,
отправился на первом корабле за океан, проповедовать религию,
в которую не верил, и умереть от желтой лихорадки…
Через три дня Володя, совсем уже примирившийся с назначением и даже довольный предстоящим плаванием, с первым утренним пароходом
отправился в Кронштадт, чтоб явиться на корвет и узнать, когда надо окончательно перебраться и начать службу. Вместе с тем ему, признаться, хотелось поскорее познакомиться с командиром и старшим офицером — этими двумя главными своими начальниками — и увидеть корвет, на котором предстояло прожить три года, и свое
будущее помещение на нем.
Помню только, как мы с участливостью осматривали большие, крытые троечные телеги,
в которых нам надлежало ехать; садились
в них, вылезали и снова садились; делили между собою места; осматривали лошадей, ценили их, определяли их достоинство, силу и характер; потом
отправились с своими
будущими возницами
в какой-то грязненький трактир, где пили чай и водку.
Приятели горячо обнялись, и Сизокрылов, боясь, чтобы слово,
в чаду опьянения, не выдохлось скоро,
отправился радостным вестником на половину своих родителей. Третье лицо, пировавшее с ними, заключило также
в свои объятия
будущего своего родственника.
«Я нисколько не удивлюсь, — говорит герой „Записок из подполья“, — если вдруг ни с того ни с сего, среди всеобщего
будущего благоразумия возникнет какой-нибудь джентльмен с неблагородной или, лучше сказать, с ретроградной и насмешливой физиономией, упрет руки
в бока и скажет нам всем: а что, господа, не столкнуть ли нам все это благоразумие с одного раза, ногой, прахом, единственно с той целью, чтобы все эти логарифмы
отправились к черту и чтобы нам опять по своей глупой воле пожить (курсив мой. — Н.Б.).
Для того, чтобы подготовить почву для избрания, граф по совету Стамбулова
отправился в Константинополь, где представился французскому послу графу Монтебелло и сумел обворожить его настолько, что тот представил его великому визирю как
будущего, пока негласного, кандидата на болгарский престол. Назначен был день аудиенции, выхлопотанной ему у султана.
Добавлю, что
в настоящее время я удостоен чести быть избранным
в почетные члены многих человеколюбивых обществ, как-то: «Лиги мира», «Лиги борьбы с детской преступностью», «Общества друзей человека» и некоторых других. Кроме того, по приглашению редактора одной из наиболее распространенных газет, с
будущего месяца я начинаю серию публичных лекций, для каковой цели
отправляюсь в турне вместе с моим любезным импресарио.